О словоблудии и судах ЕС
Но вернемся же к теме равноправия языков.
Жизнь сурова и беспощадна, а потому Европейский союз не может существовать без Европейского суда. Если бы Европейский суд отказался от собственной версии правила о равноправии языков, не очень понятно, как бы европейское законодательство могло действовать во всех двадцати восьми государствах. Поэтому предложения об отмене этой системы, основанные на здравом смысле или бюджетных ограничениях отвергаются уже как полвека (больше). Фактически, Европа построила новый мир переводов.
Но де факто – сейчас будет страшное – Европейский суд не нанимает переводчиков как таковых. Все языковые специалисты одновременно являются юристами и участвуют в работе суда на разных уровнях, при этом выходя за пределы чисто языковой передачи.
Юристы-лингвисты (да-да, и такое тоже бывает) имеют доступ к конфиденциальным материалам и подчиняются в своей работе тем же правилам, что и другие юристы. Также они дают советы на этапе подготовки проекта документа, вплоть до мельчайших деталей, которые могли бы вызвать двусмысленность при передаче на других языках. И выходит, что эти ребята натурально сидят на двух стульях (притом весьма успешно, судя по всему).
Однако многие иски, рассматриваемые в Европейском суде, возникают из-за разных интерпретаций постановлений Европейских органов в разных государствах – членах ЕС; т.е, по сути, из-за того, что в разных языках то, что считается единым текстом, может пониматься по-разному. Самое интересное, что с этим суд таки справляется.
Суд не может объявить ни одну из двух версий переводом, потому что все версии – оригиналы, а поскольку рабочий язык суда французский, то почти всегда рассматриваются три текста или три формулировки. Табуированный термин «ошибка перевода» использовался лишь в редчайших случаях. Чаще суду приходится разбираться, зачем, почему и для чего был принят тот или иной закон, независимо от его формулировки. Насколько я читала (однако утверждать не буду), в правовых культурах моноязычных государств лучшее доказательство намерений законодателя содержится в словах закона, и немалая часть юридических споров касается именно значений слов.
В европейском праве суровые ребята идут дальше. Вопросы юридической интерпретации в апелляционном суде ЕС – это всегда вопросы о языке в двадцати четырех различных формах. Многорукий Шиву нервно курит в сторонке.
В деле одной фирмы речь шла об уголовном преследовании в Великобритании за нарушение ограничений на автомобильные грузоперевозки. В ЕС существует правило, позволяющее его членам делать исключения из этих ограничений для «перевозки туш животных или отходов, не предназначенных для потребления людьми». В Великобритании оштрафовали фирму за доставку туш мясникам, несомненно планировавшим продавать их именно для потребления людьми. Однако транспортная фирма утверждала, что подпадает под вышеупомянутое исключение из законодательства ЕС, и жаловалась на отказ британского суда разрешить ей следовать своему распорядку. Юристы транспортной фирмы утверждали, что исключение распространяется на отходы, не предназначенные для потребления людьми, и туши животных вообще (независимо от того, предназначаются они для потребления людьми или нет), а британские суды сочли, что исключение применимо лишь к отходам и тушам животных, не предназначенным для потребления людьми. Дело может показаться запутанным, но вопрос стоял четко: нарушает транспортная фирма закон или нет?
Его суть сводилась к хорошо известной жизни-боли: если есть список существительных, завершающийся условным или ограничительным оборотом, то какая подразумевается расстановка скобок? Относится ли оборот ко всем элементам списка или только к последнему? Включает ли выражение «дети и женщины с младенцами на руках» детей без младенцев на руках или не включает?
Обычно мы устраняем двусмысленность подобных выражений, опираясь на здравый смысл и контекст. Но право штука непростая, простыми путями там не ходят, а от языка требуют почти невыполнимого – полной однозначности. Так что словоблудие — плодотворная почва для крючкотворства. Однако, когда с этой проблемой столкнулся Европейский суд, юристы, лингвисты и в особенности юристы-лингвисты начали с рассмотрения и сравнения всех двадцати четырех языковых версий этого исключения. Они нашли одну версию – нидерландскую, где ограничение на грузы, «не предназначенные для потребления людьми», предшествует и «тушам животных» и «отходам». Это сделано почти исключительно по грамматическим соображениям. Но суд расценил это как большую удачу, а не грамматический вариант двусмысленного текста. Он посчитал, что нидерландская формулировка выражает истинную волю законодателей точнее и яснее остальных, и отклонил иск. Транспортной фирме пришлось заплатить штраф.
Но интерес здесь представляет не финальный вердикт Европейского суда, а его обоснование. Де факто оно имеет чисто грамматический характер и гласит, что «уточнение, предшествующее списку существительных, относится ко всем существительным списка».
Привет, дорогой семантический принцип, продемонстрированный в нидерландской формулировке. Ирония в том, что все остальные, где по грамматическим или стилистическим причинам условие помещено в конец списка, считаются выражающими ту же идею.
