Гений Миядзаки вовсе не в умении идеально продумывать игры, нет
Японец всегда грешил странным балансом, кривыми хитбоксами, раздражающей архитектурой уровней, прорехами в лоре, непредусмотренными абузами боссов, и сам со временем отказался от многих своих ранних идей. Но его успех оказалось просто невозможно повторить. Можно взять геймплей от соулса, нарративный дизайн от соулса, боссов из соулса, а на выходе соулс всё равно не получается, только суррогат.
Миядзаки сделал свои игры такими особенными, потому что лучше, чем кто-либо в индустрии, умеет работать с архетипами. Мировое древо, бездна, преданный зверь, заблудший отец, падший бог, сломленный герой, порочный святоша, обманутый рыцарь и многие другие кочуют из одной работы в другую, каждый раз обнажая новые грани. Всем им уготовано место в бесконечном цикле королевств, пламя которых неизбежно гаснет, и кто-то каждый раз должен жертвовать собой, чтобы разжечь его вновь - прекрасная метафора человеческой истории.
Но мой любимый момент в творчестве Миядзаки - совсем крошечная деталь, маленький штришок в бою с Безымянным Королём. Его виверна получает смертельную рану, он забирает её силу, остаётся лишь нанести последний удар милосердия, прервать мучения того, с кем был неразлучен дольше, чем существует цивилизация, и цивилизация до неё, и до неё. И в этот момент рука Безымянного Короля дрожит. Он, любимый сын, великий воин, изгой, низложенный бог, пожертвовавший всем, давно потерявший разум, разложившийся физически, продолжает чувствовать любовь.
И я понимаю фанатов, которые не могут принять DS 2, незаслуженно оплёванный и во многом превзошедший первую часть. Каких только причин они не находили для хейта, но дело, конечно, не в АДП и не в том, что лифт привозит игрока на вулкан. Второй Dark Souls при всей своей комплексности и визуальном разнообразии остаётся игрой от эпигонов. Бережных эпигонов, которые аккуратно перенесли образы Миядзаки и создали свои, которые уже сам маэстро скопирует для новых игр. Разница в том, что они просто знали, что будет работать, а Миядзаки понимал - почему.
